– Сама подняться можешь? А то у меня, кажется, рука сломана.

Она попыталась, но голова гудела, и все кружилось перед глазами. Сергей протянул ей здоровую руку. Маша ухватилась за нее и с трудом встала. Увидела лежащего возле автомобиля мерзавца, который бил ее. Двое других валялись у въезда в гараж. Оба делали попытки хотя бы сесть, но сразу падали.

– В машину! – велел Сергей. – Уезжаем отсюда…

Он повернулся и, обхватив здоровой рукой Машу за талию, подвел ее к машине. И тут увидел, как один из лежащих на земле парней достал из кармана пистолет, вскинул руку.

Сергей прикрыл жену своим большим телом, и в тот же момент грохнул выстрел. Затем другой. Потом сразу два.

Маша не сообразила, что происходит. Сергей вдруг стал медленно оседать на нее. И тогда она, все поняв, закричала.

Парень с пистолетом подошел и выстрелил еще дважды. Маша пыталась удержать падающего мужа. Но сил не было, и она рухнула рядом с его телом. С пола гаража поднялся тот, который бил ее. Подошел и опустился рядом на одно колено, схватил за горло и другой рукой стал молотить ее по лицу.

– Заканчивай, – услышала Маша и потеряла сознание.

Она уже не видела, как один из напавших взял канистру и стал разбрызгивать бензин по гаражу: на стены, на пол, на автомобиль, на комплект летней резины, на умирающего Сергея и на нее, лежащую без сознания. Потом вылил остатки на ветошь, отбросил канистру и щелкнул зажигалкой.

Маша очнулась от мощного хлопка, который опалил ее жаром. Попыталась подняться и тут же начала задыхаться. Гараж был объят пламенем. Рядом лежал Сергей, и Маша постаралась сдвинуть его с места. Дым разъедал глаза и обжигал легкие, от жара пылала кожа лица. Маша кричала и волокла мужа, надеясь спасти его. Шуба на ней вспыхнула, но она продолжала тащить Сергея. И только когда выволокла его на снег, сбросила с себя шубу, стала кататься по снегу, чтобы погасить тлеющее платье. Потом вскочила, чтобы сбить снегом огонь с одежды мужа, и тут взорвался бензобак «Фрилендера». Машу отбросило в сторону, ударило о землю…

Часть вторая

Машу лечили. Врачи делали все, что могли, но она не хотела жить. Сломанная челюсть срасталась медленно, Маша не могла жевать. Ей вставили в рот трубку и вливали в рот бульон. А она не хотела глотать, захлебывалась едой и плакала от ненависти к жестокому миру. Но рядом была мама, потом приехала Елизавета Петровна, и вдвоем женщины уговаривали ее. Дышала Маша тоже с трудом – ее легкие обожгло огнем. К тому же при каждом вздохе сломанные ребра сразу простреливало острой болью. Все ее тело было спеленато бинтами. Голова тоже забинтована. Лицо Маши обгорело не так сильно, как спина или руки, и все же, когда меняли повязку и смазывали кожу какой-то вонючей гадостью, мама убегала в коридор – рыдать.

Врач осматривал ожоги и умело скрывал свои эмоции.

– Ничего, ничего, – повторял он всякий раз, – пересадка кожи сейчас – ерундовая операция. Возьмут с попки и приклеют на мордочку, будет личико, как у младенца. Только не надо плакать: вся жизнь впереди, станете еще красивее, чем прежде.

А Маше не нужна была жизнь впереди. Ей нужна была прежняя, которой уже не будет никогда. Она сразу поняла, что Сергея больше нет, иначе муж был бы рядом. Какой бы ни был, как бы ни было ему плохо или больно, он сидел бы рядом с ее кроватью, держал бы ее руку в своей ладони, и от его прикосновения Маша мгновенно стала бы здоровой.

Но его похоронили. Без нее. Опустили в землю рядом со Славиком. Мама сказала, что было очень много народу, пришел весь его курс, пришли преподаватели и клиенты, для которых он строил дома. Почти все плакали, даже очень серьезные люди не могли сдержать слез. Многие выступали и говорили хорошие слова…

Про отца мама не говорила, и Маша поняла все. Однажды она спросила, как все случилось. Мама сначала изобразила непонимание, а потом заплакала и рассказала. Когда ей позвонили из больницы и сообщили про дочь, она сразу поехала к Маше. Звонок был с Машиного мобильного: кто-то нашел в телефонной книжке аппарата запись «мама» и нажал кнопку. Мама помчалась, ничего не сказав о несчастье отцу. А потом какой-то дурак продублировал звонок по городскому номеру, и папа, оставшийся дома один, снял трубку. Через два дня мама вернулась и обнаружила его мертвым в кресле с телефонной трубкой в руке. Похороны отца тоже прошли без Маши.

Рита приезжала в больницу почти каждый день и рассказывала всякую ерунду о том, что Пенкина наконец-то выходит замуж – познакомилась через Интернет с каким-то новозеландцем. Новозеландцу пятьдесят лет, он яхтсмен, но водку хлещет – будьте-нате… курс доллара опять начал расти… на машину Новиковых упала с крыши дома сосулька… Как бы между прочим, подруга сказала, что у фирмы Сергея и Тимура серьезные проблемы: налоговая насчитала какие-то сумасшедшие штрафы за несуществующие нарушения, и Тимур теперь будет судиться с налоговой.

А потом Ритка хихикнула и сообщила, что она, кажется, залетела.

– Хорошо, – с трудом выдавила Маша.

Однажды среди ночи Маша проснулась и увидела сидящего у постели Сергея.

– Ты жив? – обрадовалась она и попыталась встать.

Сергей, улыбаясь, удержал ее.

– Мама! – закричала Маша, желая разбудить спящую на другой кровати мать, чтобы та обрадовалась тоже.

Но Сергей прижал палец к губам.

– Как ты? – спросила Маша.

– Мне хорошо, – тихо ответил муж.

– А Славик?

– У него тоже все замечательно, – улыбнулся Сергей, – он играет с другими детьми, и всем им весело.

Маша заплакала от полноты чувств, взяла ладонь мужа и прижалась к ней губами. Ладонь пахла их домом и днем первого знакомства, когда в огромной мастерской стояла елка, а по столу была разбросана мандариновая кожура. Она зажмурилась и услышала голос Сергея:

– Не горюй, мотылек, у тебя тоже все будет хорошо. Потерпи немного.

Открыла глаза и увидела освещенную бледным ночником палату и маму, спящую на соседней кровати. Маша посмотрела на отражение лампы в ночном окне и попросила:

– Господи, не покидай тех, кого я люблю…

Шли дни, дышать становилось легче. Когда Маша смогла уже разборчиво произносить слова, во время очередной перевязки она попросила зеркало. Упрашивала долго. Мама даже сказала, что во всем отделении нет ни одного, потом долго рылась в своей сумочке и протянула древнюю серебряную пудреницу, в которой хранила тени. Но Маша потребовала большое. И тогда медсестра принесла зеркало из ординаторской, поставила перед Машей и отвернулась. Руки девушки тряслись, и зеркало тоже.

Маша посмотрела на себя и увидела чудовище с распухшим лицом, на котором вместо носа была лепешка.

– Я думала, будет хуже, – сказала она.

Пришла весна, теперь по утрам за окном светило солнце и орали воробьи. В один из таких солнечных дней сразу после завтрака в палату вошел человек в белом халате, наброшенном на помятый серый костюм. В руках он держал маленький потертый кейс.

– Следователь районного отдела внутренних дел капитан Мышкин, – представился мужчина и показал Маше удостоверение. – Я давно хотел пообщаться с вами, но врачи допустили к вам только сейчас.

Мышкин обернулся и посмотрел на родительницу больной:

– Будьте добры, оставьте нас наедине.

Людмила Ивановна пожала плечами и вышла.

Следователь достал из кейса листы и положил их на прикроватную тумбочку.

– А теперь расскажите мне, что произошло в тот вечер.

Маша тяжело вздохнула. Ей не хотелось вспоминать, но раз начато следствие, то сделать это необходимо.

– Когда мы с мужем ставили машину в гараж, на нас напали трое. У них были бейсбольные биты. Сначала ударили мужа, он подставил руку, и руку ему сломали. Потом ударили меня…

– Битой? – поинтересовался капитан Мышкин.

– Кулаком. Я упала. Один из троих стал бить меня ногами. Сергей смог расправиться с теми двумя, что набросились на него, а потом и с тем, который бил меня.